Тропа голода

Часть I. Тишина желудка

Лес был прекрасен, но красота ничего не значила для пустоты.

Виктор шёл пешком уже три дня с тех пор, как его поезд сошёл с рельсов из-за артобстрела в 1943 году. Остальные пассажиры вагона разбрелись, кто попал в плен, кто погиб. Он бежал в чащу леса, надеясь продержаться до тех пор, пока не найдёт дорогу или деревню. Но лес тянулся бесконечно, и его запасы закончились уже после первого дня: горбушка хлеба и несколько сушёных яблок исчезли за несколько часов.

Теперь его живот урчал так громко, что, казалось, эхом отдавался от деревьев. Каждый шаг становился всё медленнее и слабее. Голод — это не внезапный удар, а неумолимый вор, отнимающий сначала силы, потом мысли, потом волю.

К третьему дню у Виктора закружилась голова. Он вспомнил армейские уставы, которые читал вполуха во время службы: «Человек может прожить без еды три недели. Но каждый день без еды ослабляет рассудок». Он горько рассмеялся. У него не было трёх недель. У него оставалось всего три часа ходьбы.

Прислонившись к дереву, он смотрел на лесную подстилку. Листья, корни, мох. Он вспомнил сказки, где голодающие люди ели кору. Неужели это его судьба?

Но затем, сквозь пелену головокружения, всплыло воспоминание. Голос бабушки, сказавшей ему в детстве:

«Никогда не проклинай лес. Он кормит тех, кто умеет слушать».

Он снова взглянул. Лес не был пуст — он просто молчал, ожидая, когда он его увидит.

Виктор поднялся, заставляя глаза осматриваться с новой целью. Он вспомнил знаки: съедобные растения, насекомые, богатые белком, ловушки для животных. Не еда для души, не хлеб и не рагу — а жизнь.

У него снова заурчало в животе, но на этот раз он заурчал в ответ. «Ладно», — пробормотал он. «Тогда покорми меня».

Началась охота за едой.

Часть II. Зеленый тест

Виктор заставил себя сбавить темп. Голод толкнул его на то, чтобы схватить что-нибудь зелёное, но инстинкт – и память о старых уроках – подсказали: лес кормит, но он же и отравляет.

Он присел на корточки, осматривая землю. Сначала он увидел грибы, их бледные шляпки блестели после дождя. Желудок сжался от желания, но он замер. Он вспомнил строгое предостережение бабушки: «Съешь не тот гриб, и лес похоронит тебя до заката». Он отогнал эту мысль.

Затем его взгляд упал на что-то знакомое – ярко-зелёную крапиву, пробивающуюся сквозь землю. Он осторожно протянул руку, чтобы не обжечься. Варёная или раздавленная крапива теряла свой яд и превращалась в еду. Когда-то в детстве он ел крапивный суп – горький, но сытный.

Неподалёку он заметил щавель с листьями в форме сердечек. Он сорвал один и осторожно попробовал. Кислый, острый, но безвредный. Он жевал медленно, его резкий вкус разбудил язык, смягчая сухость во рту.

Воодушевлённый, он поискал ещё. Появились ягоды – тёмно-синие гроздья под колючими кустами. Он помедлил, попробовав одну на губе, затем на языке, выжидая. Ни жжения, ни горечи. Он жевал. Сладость заставила его громко застонать – наполовину от радости, наполовину от облегчения. Он запихнул ещё в рот, хотя и заставил себя остановиться после горсти, вспомнив ещё одно правило: «Никогда не объедайся тем, чего не знаешь, каким бы голодным ты ни был».

День тянулся, и Виктор собрал небольшой пучок листьев крапивы, щавеля и ягод. Он жевал стебли молодой травы, выплевывая мякоть после того, как проглотил сок. Этого было недостаточно, чтобы насытиться, но ноги стали увереннее, а разум яснее.

К вечеру он развёл небольшой костёр и сварил крапиву в жестяной кружке, которую принёс с места крушения поезда. Пар пах землей, почти как чай. Он осторожно пил, позволяя теплу разливаться по пустому животу.

Впервые за много дней Виктор почувствовал нечто большее, чем боль в животе. Он почувствовал, как к нему возвращается сила — маленькая, хрупкая, но реальная.

Глядя в огонь, он прошептал: «Лес кормит».

Но одних растений ему долго не прокормить. Он это знал. Его организм требовал большего — жира, белка, сил на будущее. И для этого ему придётся полагаться не только на корни и листья, но и на существ, обитающих в лесу.

Часть III. Самая маленькая добыча

На следующее утро голод вернулся, теперь уже более острый, почти злой. Горсть крапивы и ягод принесла ему одну ночь, но Виктор знал, что его организму нужно нечто большее, чем просто зелень.

Проходя по гниющему бревну, он заметил движение. Сотни муравьёв неслись бесконечными тропами. Желудок сжался. Он слышал однажды – от седого солдата – что в насекомых больше белка, чем в говядине. Мысль о том, чтобы съесть их, вызывала у него желчь, но тело кричало громче гордости.

Он присел, собирая муравьёв в сложенный лист. Они кусали его язык, когда он запихивал их в рот, их вкус был кислым и резким, как лимон, смешанный с ржавчиной. Он закашлялся, чуть не выплюнул их, но потом заставил себя жевать. Горечь исчезла, оставив странный ореховый привкус. Отвращение медленно сменилось мрачным принятием.

Позже, под камнями, он нашёл личинки жуков – жирные белые личинки, извивающиеся в тёмной земле. Руки дрожали, когда он их поднимал. Он быстро поджарил их на огне, кожура потрескивала. Когда он откусил, тёплое масло наполнило его рот, густое и тяжёлое. Впервые с тех пор, как он съел хлеб несколько дней назад, он почувствовал себя по-настоящему сытым.

К полудню Виктор отправился на поиски новых сокровищ. Он сдирал кору с упавших сосен, выискивая термитов. Он собирал кузнечиков с высоких камышей, щипая их за ноги и бросая на раскалённые камни. Мяса было мало, но каждый кусочек придавал сил.

По мере того, как он ел, стыд отступал. Голод не имеет достоинства — он учит выживанию в чистом виде.

Он вспомнил, как его армейский инструктор, над которым когда-то насмехались новобранцы, сказал: «Когда вы голодаете, насекомые — ваш скот. Обращайтесь с ними так же, и вы будете ходить, когда другие падут».

Теперь Виктор понял.

В тот вечер, сидя у своего маленького костра, чувствуя, как живот больше не терзает его, он прошептал в тень:

«Я не буду голодать».

Но он знал, что насекомые — всего лишь мост, а не пир. Чтобы выжить, ему нужно было охотиться. Лес дарил растения и насекомых в изобилии, но настоящую силу ему приходилось черпать у животных, бродивших по его тёмным тропам.

И для этого ему понадобятся ловушки.

Часть IV. Игра в ожидание

Виктор проснулся до рассвета, тело его ныло, но он уже не чувствовал усталости. Костёр прогорел дотла, и туман клубился среди деревьев. Живот всё ещё ныл, хотя уже тише, приглушённый ягодами, крапивой и жареными насекомыми. Но он знал: если он останется на таких объедках, силы его снова иссякнут. Ему нужно было настоящее мясо.

Он искал следы на лесной подстилке. Сначала лишь птичьи царапины и беличьи тропы. Затем, глубже в кустах, он увидел их: крошечные отпечатки копыт в грязи, чёткие и тонкие. Олень, а может, и заяц. Сердцебиение участилось.

У него не было ни винтовки, ни лука, ни даже настоящего ножа. Зато была верёвка, сплетённая из полос ткани и лозы, и воспоминания о ловушках, которые он когда-то видел, как охотники ставили в его деревне.

Присев на корточки возле узкой звериной тропы, Виктор согнул деревце, завязав на верёвке петлю. Он закрепил её колом, устроив петлю в земле и замаскировав листьями. Дрожащими руками он поставил ещё две петли вдоль тропы, молясь самому лесу, чтобы кто-нибудь споткнулся.

Ожидание было мучительным. Голод терзал, минуты тянулись, превращаясь в часы. Он отвлекался, жуя кислый щавель и попивая крапивный чай, но мысли его не отрывались от ловушек.

В сумерках он услышал: шорох в подлеске, отчаянный визг. Сердце Виктора ёкнуло. Он побежал к тропе, и там — заяц бешено брыкался, попавшись ногой в силок. Глаза его выпучились от ужаса, зубы стучали, он отбивался.

На мгновение Виктор замер. Он ел насекомых, не задумываясь, но это… это было нечто иное. Живое существо, мягкое и дрожащее. Живот дико урчал, но руки дрожали.

Он прошептал извинения, а затем положил конец его борьбе острым камнем.

В ту ночь у костра запах жареного мяса наполнил лес. Мясо зайца шипело над огнём, жир капал на угли. Когда он укусил обугленную ногу, на глаза навернулись слёзы – не от горя, даже не от облегчения, а от чистой благодарности.

Это был не пир. Но это было обновление жизни. Мышцы успокоились, разум прояснился. Он снова почувствовал себя человеком, а не просто голодающим животным.

Глядя в огонь, Виктор пробормотал:

«Лес кормил меня листьями. Потом он кормил меня насекомыми. Теперь он кормит меня плотью. Он даёт то, что ты осмеливаешься взять».

Но он также знал: ловушки — это азартная игра. В некоторые дни они будут его кормить, в другие — пустовать. Выживание требует не одного трюка, а многих. Растения, насекомые, ловушки — всё вместе решало, кто жив, а кто нет.

Часть V. Уроки голода

Дни сливались в ритм. Каждое утро Виктор проверял свои силки. Иногда в них попадались только листья, иногда птица, иногда ещё один заяц. Он научился терпению: ждать, переустанавливать, переставлять ловушки по новым следам.

Он никогда не тратил попусту то, что давал лес. Кости раздроблялись ради мозгов, шкуры растягивались в грубые верёвки, даже внутренности промывались и завязывались для новых силков. Голод лишил его отвращения — теперь каждая частица жизни была пищей, топливом или инструментом.

Он всё ещё собирал зелень: крапиву, щавель и дикий лук, когда мог его найти. Он всё ещё ел насекомых, когда ловушки были пусты, поджаривая их до тех пор, пока они не лопались, как семена. Он узнал, какие ягоды окрашивают губы сладостью, а какие обжигают язык ядом. Он научился доверять своему носу, глазам и горьким урокам проб и ошибок.

Однажды вечером, доедая последний кусочек жареного зайчатины, он осознал нечто странное: он больше не был слаб. Тело его было поджарым, мышцы жилистыми, но крепкими. Походка снова стала уверенной. Голод не сломил его — он его переделал.

На десятый день, следуя вниз по склону ручья, Виктор увидел дым, поднимающийся сквозь деревья. Не дикий завиток огня, а прямой, ровный столб дымохода. Деревня.

Он пошатнулся вперёд, почти не веря своим глазам. Дети играли у берега реки, женщины стирали бельё, мужчины складывали дрова. Виктор долго стоял на опушке леса, вдыхая безошибочно узнаваемый запах хлеба. У него скрутило живот, но он не бросился вперёд.

Вместо этого он снова повернулся к лесу позади себя.

Это чуть не убило его. Но это также накормило его. Это научило его отказываться от комфорта и гордости, жить терпением и знаниями. Он больше никогда не будет смотреть на крапиву как на сорняк, на насекомое как на грязь, а на зайца как на простое животное. Каждый был для него учителем, каждый – едой, каждый – частью выживания.

Когда Виктор наконец шагнул в деревню, он чувствовал в своём животе нечто большее, чем голод. Он чувствовал уважение.

Позже, рассказывая свою историю, он никогда не хвастался своей силой. Вместо этого он повторял один урок, который когда-то сказала ему бабушка:

«Лес не жесток. Он честен. Он кормит тех, кто умеет просить. Растения, насекомые, животные — всё это еда, если у вас есть желание их увидеть».