Когда Майк Паттерсон организовывал поход, он обещал, что это будет «идеальный отдых». Три дня в горах Смоки-Маунтинс, вдали от электронной почты, пробок и бесконечного городского шума. Только звёзды, дрова и шум реки.
«Поверьте мне, — сказал он своей девушке Дженне и двум друзьям, Рику и Ханне. — Я хожу в походы с самого детства. И я знаю, как это правильно делать».
Первый день, казалось, доказал его правоту. Они прошли несколько миль, нашли поляну у ручья и поставили две палатки. Дженна натянула брезент для тени, Рик собрал дрова, Ханна распаковала еду. К вечеру костёр потрескивал, зефир подрумянился, а смех эхом разносился по деревьям.
«Это рай», — вздохнула Ханна, откидываясь на локти.
Майк гордо ухмыльнулся. «Я же говорил. Нужно просто знать, как обращаться с лесом».
Но Дженна нахмурилась, когда Рик бросил недоеденные хот-доги в огонь. «Эй… разве еду не нужно хранить? Вдали от лагеря?»
Майк отмахнулся от её беспокойства: «Это для медведей далеко на севере. А здесь всё в порядке. К тому же, нас ничто не потревожит».
Дженна не спорила, хотя её беспокойство не утихало. Она выросла, слушая рассказы деда о том, как животные могут учуять еду за много миль. Но Майк был уверен в себе, а уверенность заразительна.
Они жарили зефир до поздней ночи, оставляя липкие обёртки скомканными у костра. Открытый пакет чипсов лежал на бревне. Холодильник, наполовину закрытый на замок, был прислонён к дереву.
Когда они наконец добрались до своих палаток, огонь все еще слабо горел, а в воздухе витал густой запах горелого сахара и жира.
Лес, поначалу тихий, словно зашевелился с наступлением полуночи. Ровный гул сверчков стих. Где-то вдали хрустнула ветка. Тяжёлая, размеренная.
Дженна заворочалась в спальном мешке, нахмурившись. Ей показалось, что она слышит снаружи чьё-то дыхание – тихое, влажное, словно кузнечные мехи.
Она толкнула Майка. «Слышишь?»
Он простонал: «Ничего страшного. Спи дальше».
Но Дженна не могла. Она лежала без сна, уставившись на нейлоновый потолок палатки, напрягая все чувства. Холодильник слабо дребезжал. Затем раздался звук, который она не могла спутать ни с чем: рвущийся пластик, шуршание обёртки.
Что-то было в их лагере.
И он был не маленький.
Дженна затаила дыхание, каждый нерв был на пределе. Звук снаружи становился громче — храп, скрежет когтей по дереву, безошибочно узнаваемый стук чего-то тяжёлого, опрокинувшего холодильник.
«Майк, — прошептала она уже настойчиво. — Что-то там есть».
Он раздраженно сел, но замер, когда звук раздался снова — влажное чавканье и рвение, словно челюсти разрывали пластик.
«Что за черт…» — пробормотал он, нащупывая молнию.
Дженна схватила его за запястье. «Не надо! Оставайся дома!»
Но Майк всё равно открыл клапан. В комнату ворвался холодный ночной воздух, а вместе с ним и зрелище, от которого у Дженны сжалось сердце.
Всего в трёх метрах от палатки, освещённый тусклым светом тлеющих углей костра, стоял чёрный медведь. Его мех блестел в свете звёзд, мускулы перекатывались под густой шерстью. Переносной холодильник лежал на боку, крышка была открыта когтями, содержимое разбросано. Морда животного была зарыта в пакет с чипсами, которые он шумно пережёвывал.
«Боже мой», — выдохнула Дженна.
Майк замер с полурасстегнутой молнией. Его бравада мгновенно испарилась. «Это… это медведь».
«Это не шутки», — прошипела Дженна, снова захлопывая клапан.
Из другой палатки раздался дрожащий голос Ханны: «Что происходит?»
«Тихо!» — яростно прошептала Дженна. «Не двигайся. Не издавай ни звука».
Медведь фыркнул, отбросил сумку и направился к холодильнику. Стеклянные бутылки звенели, когда он рылся в остатках еды, с лёгкостью схватывая упаковки с мясом. Каждый хруст костей и обёрток вызывал у Дженны тошноту.
Рик тихо выругался. «Чёрт возьми, я так и знал, что надо было повесить еду».
«Заткнись», — рявкнула Дженна.
Медведь бродил по лагерю, казалось, целую вечность, перебирая всё, что они небрежно разбросали. В какой-то момент он задел палатку Ханны и Рика, и нейлон прогнулся внутрь под тяжестью его тела. Ханна сдавленно вскрикнула, и сердце Дженны остановилось.
Медведь замер, наклонил голову и принюхался.
Тишина.
Затем, к счастью, он вернулся к еде.
Дженна, дрожа, вцепилась в руку Майка. «И это, по-твоему, безопасность?» — прошептала она дрогнувшим голосом.
Он не ответил.
В конце концов медведь побрел обратно к деревьям, оставив после себя груду разбитых банок, разорванные обертки и глубокие следы лап в земле.
Все четверо долго сидели молча, прислушиваясь к его удаляющемуся звуку, пока не стих даже треск ветвей.
Дженна наконец заговорила, её голос был резким от страха и ярости: «Это могли быть мы. Теперь понимаешь? Это не шутка».
Никто не спорил. Даже Майк сидел бледный и потрясённый, его прежняя уверенность в себе пошатнулась.
Но ночь ещё не закончилась. Запах еды всё ещё витал на поляне. А у медведей, как знала Дженна, хорошая память на лёгкую добычу.
Где-то в темноте треснула еще одна ветка.
После этого группа не спала. Они сидели, прижавшись друг к другу в палатках, и шептали, и каждый звук снаружи усиливался страхом. Лес был полон тресков, шорохов и изредка доносившихся криков сов, от которых Ханна вздрагивала.
В какой-то момент Дженна выползла, чтобы затушить последние угли костра. Она двигалась медленно, сердце колотилось, взгляд осматривал опушку леса. Земля была усеяна мусором – их еда, разорванная и разбросанная. Она забросала её землёй, пытаясь замаскировать запах, но знала, что уже слишком поздно. Запах уже разнесся.
Когда она проскользнула обратно в палатку, Рик прошептал: «А что, если он вернется?»
«Так и будет», — безжизненно ответила Дженна. «И, возможно, не один. Медведи делят территорию с енотами, койотами… даже с кабанами. Сейчас может появиться кто угодно, кто голоден».
Никто не ответил.
Часы тянулись медленно. Ночной воздух стал холоднее, но спина Дженны промокла от пота. Каждый раз, закрывая глаза, она видела огромную тень медведя в нескольких дюймах от их палатки.
Около трёх часов ночи в лесу воцарилась зловещая тишина. Ни насекомых, ни птиц. Даже ветра не было.
Затем — движение. Тяжёлое, размеренное. Из-за деревьев показалась какая-то фигура.
Майк заглянул через полог палатки, его лицо побледнело. «Оно вернулось», — прошептал он.
Дженна захлопнула клапан, и сквозь страх в ней проступила ярость. «Это из-за тебя. Ты не послушал. Теперь мы в ловушке».
Снаружи медведь хрюкал, снова кружа вокруг лагеря. Но на этот раз он был не один. В тени шныряли силуэты поменьше — еноты, привлеченные запахом объедков, но осмелев в присутствии крупного хищника. Их когти царапали банки и пластик, визжа и шипя.
Медведь схватил одного из них, сбив его с ног, а затем продолжил терзать остатки еды. Хаос снаружи был невыносимым — лязг зубов, когтей и голод.
Внутри все четверо едва дышали. Ханна тихонько заскулила, прижимая руки к ушам.
Дженна сжала кулаки. «Мы не можем так больше оставаться. Нам нужно что-то делать».
Майк яростно покачал головой. «Мы останемся здесь до утра. Он уйдёт, когда солнце взойдёт».
«А если нет?» — резко ответила Дженна. «Если ему снова станет любопытно? Если он решит, что палатки — это тоже еда?»
Никто не мог ответить.
Часы тянулись, пока сквозь полог леса не проступил первый слабый серый отблеск рассвета. Шум стих — еноты разбежались, медведь побрел обратно в глубь леса.
Наконец наступила тишина.
Они вышли, измученные и потрясенные. Лагерь был зоной катастрофы. Еда исчезла, мусор был измельчён, снаряжение разрыто. Глубокие следы когтей вгрызались в землю, словно предостережения, высеченные в самой земле.
Рик посмотрел на эту картину и покачал головой. «Нам повезло, что нас просто не разорвало».
Дженна смотрела на рельсы, чувствуя, как сжимается живот. «Везение не вечно».
Она начала разбирать палатку. «Сейчас собираемся. Мы не собираемся здесь ночевать ещё раз».
Остальные молча последовали за ними. Но даже с восходом солнца лес не казался безопасным. Теперь они несли не только рюкзаки — они несли осознание того, что сами навлекли на себя опасность, и она ответила.
И где-то за хребтом слабо раздался еще один глубокий хрип, напомнивший им, что дикие твари не так-то легко забывают.
Они свернули лагерь в рекордные сроки, руки дрожали, нервы были на пределе. Лес, залитый утренним светом, должен был казаться безопаснее, но каждый звук всё равно заставлял их вздрагивать. Хруст ветки, хлопанье крыльев — в каждом звуке слышался призрак медвежьего рычания.
Дженна шла впереди, задавая быстрый шаг. Она почти не говорила с рассвета, стиснув зубы и не отрывая взгляда от тропы. Позади неё хромала Ханна – её лодыжка слегка подвернулась, когда она бежала прошлой ночью. Рик предложил понести её рюкзак, и она согласилась, бледная от усталости.
Майк молча шёл последним. Его обычная бравада исчезла, уступив место пустому взгляду. Он постоянно оглядывался, словно ожидая, что медведь вот-вот бросится на него.
Через два часа они добрались до пожарной дороги. Вид утоптанной земли, проложенной сквозь деревья, показался им спасением. Они остановились отдохнуть, сбросив снаряжение, и напряжение немного спало.
Рик выдохнул: «Мы сделали это».
«Едва-едва», — сказала Дженна.
Майк наконец заговорил тихим голосом: «Ты был прав. Я облажался. Я думал… не знаю… что животные не будут нас беспокоить, если мы просто будем игнорировать правила».
Дженна повернулась к нему, её гнев был резким, но непреклонным. «Ты обращался с лесом, как с барбекю на заднем дворе. Мы чуть не погибли из-за этого. Здесь запахи — это всё. Еда, обёртки, даже зубная паста — животные не видят разницы. Если ты не уважаешь это, ты просто напрашиваешься на то, чтобы они пришли прямо к тебе».
Майк опустил голову. У него не осталось никакой защиты.
Ханна нежно коснулась руки Дженны. «По крайней мере, теперь мы знаем. Мы никогда не забудем».
«Хорошо», — сказала Дженна. Она оглянулась на деревья, где даже при дневном свете тени были густыми. «Потому что дикая природа не даёт второго шанса».
Остаток пути они прошли молча. Когда они наконец добрались до поста рейнджеров, внимание Дженны привлекла табличка у двери:
«Вся еда должна храниться в ёмкостях, защищённых от медведей. Не оставляйте мусор или пахучие предметы в лагере. Несоблюдение этих правил ставит под угрозу жизнь».
Она долго смотрела на него, затем отвернулась, приняв решение.
В следующий раз — если он вообще будет — правила установит именно она. Не Майк. И никто другой.
Воспоминания о той ночи останутся с ней навсегда: звук рвущегося пластика, тяжелое дыхание в темноте и осознание того, что выживание часто зависит от чего-то столь простого и столь серьезного, как оставленная обертка